Russian Folktales from the Collection of A. Afanasyev: A Dual-Language Book

By Alexander Afanasyev

This original dual-language edition features new translations of stories selected from the authoritative three-volume collection by famed author Alexander Afanasyev, Popular Russian Tales. Afanasyev recorded hundreds of folktales, the first compilations of which were published between 1855 and 1867 and featured such characteristically Russian figures as Vasilisa, Baba Yaga, Ivan Tsarevich, and the glorious Firebird. This edition's fables include The Little Hen; The Cockerel and the Hand-Mill; Baba Yaga; The Little White Duck; and Ivanko Medvedko.
Suitable for high school and college intermediate-level Russian classes, these timeless tales will captivate readers of all ages. Left-hand pages feature the original Russian text; right-hand pages contain the new English translation by Sergey Levchin, who provides an informative Introduction.

• Language: English
• Publisher: Dover Publications
• Release date: Mar 19, 2014
• ISBN: 9780486782980

Book preview

Book

The Little Hen

Курочка

КУРОЧКА

Жил-был старик со старушкою, у них была курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко разбилось. Старик плачет, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась. Идет просвирня, спрашивает: что они так плачут? Старики начали пересказывать: «Как нам не плакать? Есть у нас курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко и разбилось! Я, старик, плачу, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась». Просвирня как услыхала — все просвиры изломала и побросала. Подходит дьячок и спрашивает у просвирни: зачем она просвиры побросала?

Она пересказала ему все горе; дьячок побежал на колокольню и перебил все колокола. Идет поп, спрашивает у дьячка: зачем колокола перебил? Дьячок пересказал все горе попу, поп побежал, все книги изорвал.

THE LITTLE HEN

There once lived an old man and a little old woman, they had a pretty little Tartary hen,3 it laid an egg in the corner by the window:4 a speckled, freckled, tough little, queer little egg! Put it up on the ledge; a mousy went by, flicked its tail, the ledge fell down and the egg broke up. The old man is crying, the old woman’s wailing, the stove is blazing, the roof is quaking, their little granddaughter smothered herself from grief. Here comes the altar-bread baker, asking: what’s all the crying about? So the old folks told her the whole thing from the start: How could we not cry? We have a pretty little Tartary hen, it laid an egg in the corner by the window: a speckled, freckled, tough little, queer little egg! Put it up on the ledge; a mousy went by, flicked its tail, the ledge fell down, and the egg broke up! Me, the old man, I’m crying, the old woman’s wailing, the stove is blazing, the roof is quaking, our little granddaughter smothered herself from grief. When the baker woman heard this—she broke all her breads and threw them away. Here comes the sexton, asking the baker: why she broke the breads and threw them away?

So she told him the whole of the trouble from the start; the sexton ran up the bell tower and smashed all the bells. Here comes the priest, asking the sexton: why he smashed all the bells? So the sexton told him the whole of the trouble, and the priest ran off and tore up all his books.

---

³ I can find no ready explanation for this hen’s designation as татарушка—i.e., of the Tatar people. In some versions of the tale this word is capitalized, suggesting that Tatarushka may be the hen’s nickname: evidently past editors have also struggled to make sense of the mysterious epithet. Here is a possible explanation: in some versions of the tale the hen is styled Курочка ряба—i.e., the mottled or speckled hen. Рябой [freckled or pockmarked] is also a common pejorative epithet for the Tatar in Russian lore. Somehow, in this particular version of the tale, the two are conflated, and a mottled hen becomes a Tartary hen by virtue of her coloring.

⁴ This is the front corner [передний угол] or fair corner [красный угол] of the rustic hut, located opposite the front door, where the family displayed their icons, set out on a special ledge.

The Fly’s Tower

Терем мухи

ТЕРЕМ МУХИ

Ехал мужик с горшками, потерял большой кувшин. Залетела в кувшин муха и стала в нем жить-поживать. День живет, другой живет. Прилетел комар и стучится: «Кто в хоромах, кто в высоких?» — «Я, муха-шумиха; ты кто?» — «А я комар-пискун». — «Иди ко мне жить». Вот и стали вдвоем жить. Прибежала к ним мышь и стучится: «Кто в хоромах, кто в высоких?» — «Я, муха-шумиха, да комар-пискун; ты кто?» — «Я из-за угла хмыстень». — «Иди к нам жить». И стало их трое. Прискакала лягушка и стучится: «Кто в хоромах, кто в высоких?» — «Я, муха-шумиха, да комар-пискун, да из-за угла хмыстень; ты кто?» — «Я на воде балагта».¹ — «Иди к нам жить». Вот и стало их четверо.

Пришел заяц и стучится: «Кто в хоромах, кто в высоких?» — «Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта; ты кто?» — «Я на поле свертень». — «Иди к нам». Стало их теперь пятеро. Пришла ещё лисица и стучится: «Кто в хоромах, кто в высоких?» — «Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта, на поле свертень; ты кто?» — «Я на поле краса». — «Ступай к нам». Прибрела собака и стучится: «Кто в хоромах, кто в высоких?» — «Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта, на поле свертень, да на поле краса; ты кто?» — «А я гам-гам!» — «Иди к нам жить». Собака влезла.

Прибежал еще волк и стучится: «Кто в хоромах, кто в высоких?» — «Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде

THE FLY’S TOWER

A muzhik⁵ went driving with his pots and lost a great old pitcher. A fly came along and set up house inside. Well, a day goes by and another goes by. A mosquito comes along, knocking at the door: Who’s in the palace, the lofty palace? — Me, a buzz-fly; and who are you? — I’m whiner-mosquito. — Come live with me. So the two of them were living together. Then a mouse came scurrying, knocking at the door: Who’s in the palace, the lofty palace? — Me, a buzz-fly and whiner-mosquito; and who are you? — I’m filch-on-the-sly. — Come live with us. Then they were three. A frog came bounding, knocking at the door: Who’s in the palace, the lofty palace? — Me, a buzz-fly, whiner-mosquito and filch-on-the-sly; and who are you? — I’m babble-by-the-water. — Come live with us. So then they were four.

A hare came, knocking at the door: Who’s in the palace, the lofty palace? — Me, a buzz-fly, whiner-mosquito, filch-on-the-sly, babble-by-the-water; and who are you? — I’m dodge-in-the-field. — Come on in. So now they were five. A fox came too, knocking at the door: Who’s in the palace, the lofty palace? — Me, a buzz-fly, whiner-mosquito, filch-on-the-sly, babble-by-the-water, dodge-in-the-field; and who are you? — I’m fair-in-the-field. — Come right in. A dog padded over, knocking at the door: Who’s in the palace, the lofty palace? — Me, a buzz-fly, whiner-mosquito, filch-on-the-sly, babble-by-the-water, dodge-in-the-field, and fair-in-the-field; and who are you? — I’m bow-wow. — Come live with us. The dog clambered in.

Then a wolf ran up, knocking at the door: Who’s in the palace, the lofty palace? — "Me, a buzz-fly, whiner-mosquito, filch-on-the-sly, babble-by-

балагта, на поле свертень, на поле краса, да гам-гам; ты кто?» — «Я из-за кустов хап». — «Иди к нам жить». Вот живут себе все вместе. Спознал про эти хоромы медведь, приходит и стучится — чуть хоромы живы: «Кто в хоромах, кто в высоких?» — «Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта, на поле свертень, на поле краса, гам-гам, да из-за кустов хап: ты кто?» — «А я лесной гнёт!» Сел на кувшин и всех раздавил.

the-water, dodge-in-the-field, fair-in-the-field and bow-wow; and who are you? — I’m snatch-from-the-brush. — Come live with us. So then all of them were living together. A bear caught wind of this palace and came knocking at the door—they can barely breathe in there: Who’s in the palace, the lofty palace? — Me, a buzz-fly, whiner-mosquito, filch-on-the-sly, babble-by-the-water, dodge-in-the-field, fair-in-the-field, bowwow and snatch-from-the-brush; and who are you? — I’m bane of the woods!" He sat down on the pitcher and squashed them all.

---

¹ Хмόыстень — м. б. от глагола хόимистить — красть, похищать, балагта от балόакать — болтать.

⁵ Pronounce moo-ZHIK. Second only to the tsarevich (glossed in due time), the muzhik—a low-born rustic—is a ubiquitous presence in Russian folklore. He is not necessarily a peasant (a common mistranslation), i.e., someone engaged in agriculture—indeed, this one is probably a potter—or even a countryman. The designation serves primarily to distinguish a man of the lowest social class—with all that implies in regard to money and manners—from the barin, a landed noble.

The Golden Fish

Золотая рыбка

ЗОЛОТАЯ РЫБКА

На море на океане, на острове на Буяне стояла небольшая ветхая избушка; в той избушке жили старик да старуха. Жили они в великой бедности; старик сделал сеть и стал ходить на море да ловить рыбу: тем только и добывал себе дневное пропитание. Раз как-то закинул старик свою сеть, начал тянуть, и показалось ему так тяжело, как доселева никогда не бывало: еле-еле вытянул. Смотрит, сеть пуста; всего-навсего одна рыбка попалась, зато рыбка не простая — золотая. Возмолилась ему рыбка человечьим голосом: «Не бери меня, старичок! Пусти лучше в сине море; я тебе сама пригожусь: что пожелаешь, то и сделаю». Старик подумал-подумал и говорит: «Мне ничего от тебя не надобно: ступай гуляй в море!» Бросил золотую рыбку в воду и воротился домой. Спрашивает его старуха: «Много ли поймал, старик?» — «Да всего-навсего одну золотую рыбку, и ту бросил в море; крепко она возмолилась: отпусти, говорила, в сине море; я тебе в пригоду стану: что пожелаешь, все сделаю! Пожалел я рыбку, не взял с нее выкупу, даром на волю пустил». — «Ах ты, старый черт! Попалось тебе в руки большое счастье, ты и владать не сумел».

Озлилась старуха, ругает старика с утра до вечера, не дает ему спокоя: «Хоть бы хлеба у ней выпросил! Ведь скоро сухой корки не будет; что жрать-то станешь?» Не выдержал старик, пошел к золотой рыбке за хлебом; пришел нό море и крикнул громким голосом: «Рыбка, рыбка! Стань в море хвостом, ко мне головой». Рыбка приплыла к берегу: «Что тебе, старик, надо?» — «Старуха осерчала, за хлебом прислала». — «Ступай домой, будет у вас хлеба вдоволь». Воротился старик: «Ну что, старуха, есть хлеб?» — «Хлеба-то вдоволь; да вот беда: корыто раскололось, не в чем белье мыть; ступай к золотой рыбке, попроси, чтоб новое