От Красного террора к мафиозному государству: (1917-2036)

By Юрій Фельштинський and Володимир Попов

Ця книжка розповідає про історію захоплення влади в Росії державною безпекою як інститутом і простежує всі етапи цього захоплення — від грудня 1917 року, коли було утворено ВЧК під керівництвом Фелікса Дзержинського, до сучасності, коли через каскад неконституційних маневрів влада в Росії опинилася в руках ФСБ, а крісло президента здобув колишній директор ФСБ Володимир Путін.

Читач виявиться свідком смертельної і кривавої боротьби між держбезпекою та компартією, яка завершилася перемогою КГБ над КПРС у 1991 році й над усією країною — у 2000-му, коли президентом, навічно, став Путін.

• Language: Українська мова
• Publisher: Nash Format
• Release date: Apr 12, 2022
• ISBN: 9786177973545

Book preview

teror_cover_-2500.jpg

Сталин был гениальный уголовник от политики, государственные преступления которого узаконивало само государство. Из амальгамы уголовщины с политикой и родился уникум: сталинизм.

Абдурахман Авторханов.

«Происхождение партократии»

Группа сотрудников ФСБ, направленная вами в командировку для работы под прикрытием в правительстве, на первом этапе со своими задачами справляется.

Владимир Путин,

премьер-министр России.

Из выступления перед сотрудниками ФСБ, Москва, 20 декабря 1999 года, в День чекиста

Мы не отказались от своего прошлого, честно сказали:

«История Лубянки уходящего века — это наша история...»

Директор ФСБ

Николай Патрушев.

Из интервью «Комсомольской правде»

20 декабря 2000 года, в День чекиста

Госдума приняла в третьем окончательном чтении закон, позво­ляющий президенту Владимиру Путину еще дважды баллотироваться на пост главы государства после принятия поправок к Конституции. Таким образом он сможет оставаться у власти до 2036 года.

Радио «Эхо Москвы». Новости. 24 марта 2021 года

Предисловие

В СССР был один руководитель, правивший долго: Иосиф Сталин. Вторым, уже в постсоветской России, стал Владимир Путин. Пробыв президентом восемь лет (2000–2008), да еще и четыре года премьер-­министром (2008–2012) при своем же ставленнике Дмитрии Медведеве, Путин обогнал Владимира Ленина, Никиту Хрущева и Леонида Брежнева. Следующим рубежом Путина является правивший Советским Союзом 30 лет (1923–1953) Сталин. Эти 30 лет наступают в 2030 году. Путин намеревается быть президентом до 2036 года.

Привод и приход Путина к власти стал высшей точкой эволюции советских (затем российских) спецслужб. Образованные в декабре 1917 года, прославившиеся своими зверствами и истребившие миллионы и миллионы людей, пережив, вместе со страной, многочисленные пертурбации, они неизменно, как мифическая птица феникс, возрождались после любой катастрофы или кризиса власти, лишь меняя буквосочетания аббревиатур — и так усыпляя бдительность измученного народа: ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, снова НКВД, снова НКГБ, МГБ, КГБ, АФБ (РСФСР), и параллельно МСБ (СССР), на один месяц МБВД, потом МБ, ФСК и, наконец, ФСБ.

Секретность и таинственность, окружавшие эту специальную службу, подчинение внутренней дисциплине и причисление к врагам всех тех, кто не входит в ее состав, больше всего напоминали разветвленный мафиозный клан, перед которым бледнела классическая итальянская мафия. Неизменным оставался возведенный в государственную политику мафиозный стиль расправ с неугодными, когда изощренными способами уничтожались целые семьи «врагов», что тоже было заимствовано у сицилийской мафии, не доходившей, впрочем, до уничтожения групп и сословий, а количественно — до миллионов людей.

До 1991 года коммунистическая партия Советского Союза, осуществ­лявшая политический контроль спецслужб, то доминировала в вечном состязании с чекистами, то уступала в этой борьбе, и, в конце концов, фактически добровольно, устранилась от власти, оставив ее в руках КГБ, который не гладко, через каскадную серию антиконституционных переворотов, за исторически ничтожный срок — десять лет — сумел возвести своего начальника подполковника Путина в кресло президента России.

Для Путина, собственно, ничего в этот момент не изменилось. Он всю жизнь служил в КГБ под прикрытием тех или иных должностей. С 1985 по 1990 год он служил в резидентуре советской внешней разведки в ГДР и работал в Дрездене под прикрытием должности директора дрезденского Дома дружбы СССР — ГДР. По возвращении в Ленинград продолжал служить в КГБ под прикрытием должности помощника ректора ЛГУ по международным вопросам, затем — под прикрытием должности советника и первого заместителя мэра Ленинграда Анатолия Собчака. С августа 1996 года начал работать в Москве под прикрытием должности заместителя управляющего делами президента РФ, с июля 1998 года — под прикрытием должности директора ФСБ, с августа 1999 года — под прикрытием должности председателя правительства. И, наконец, с 31 декабря 1999 года — полковник Путин стал служить под прикрытием должности сначала и. о., а затем президента России.

В этой книге мы постараемся рассказать, как именно происходил приход советско-­российских спецслужб к власти, описать историю их борьбы за власть с доминирующей вплоть до 1991 года КПСС и объяснить, почему отстроенное к 2000 году на месте бывшей Российской Федерации новое уникальное в своем роде государство управляется хунтой, являющейся головой мафии, подобранной по принципу абсолютной личной преданности своему руководителю-­президенту, опирающемуся на чекистские структуры.

Функционирующая вне закона и вне контроля, подчиненная лишь своим внутренним нормам и понятиям, мафиозная организация, изначально захватившая в России в 2000 году лишь одну должность — должность президента РФ, — подобно коронавирусу захлестнула собой огромную страну со всеми ее богатствами, приступив затем к следующей фазе распространения: экспансии — присоединению соседних земель, принадлежащих другим народам.

Лишь изучив историю рождения и формирования этого уникального чекистско-­мафиозного государства, можно осмыслить произошедее и понять, что именно происходит сегодня в России, кто и как ею управляет, чего нам ждать от засевшей в Кремле хунты, в какой степени жизнеспособным окажется созданный Путиным и спецслужбами режим, насколько непредсказуемыми для России и всего мира будут последствия нахождения Путина у власти, какие глобальные угрозы несет всему человечеству созданный им строй, при каких обстоятельствах нам следует ожидать его крушения и что последует после того, как кремлевско-­лубянский мафиозный клан окажется перед необходимостью выбора нового лидера.

Уже в 1996 году, при президенте Борисе Ельцине, начала отстраиваться система, гарантирующая победу кандидату Кремля. В 1996 году таким кандидатом был демократ Ельцин, сражающийся с коммунистом Геннадием Зюгановым. Тогда считалось допустимым мелкое и крупное жульничество, подтасовки, миллионные субсидии на финансирование президентской кампании Ельцина, брошенные в его распоряжение «олигархами», поскольку, как казалось, делалось все это во благо России, во благо свободы, во благо демократии. И отнять голоса у Зюганова в пользу Ельцина — не такой уж и грех. Сколько этих голосов тогда отняли, сегодня вряд ли можно определить. Но Ельцин, вошедший в избирательную кампанию 1996 года с 3 % популярности, вышел из нее (если верить результатам выборов) — победителем. Демократия в России устояла. И за эту успешную пиарную акцию ее организаторы — российские олигархи — на четыре года получили Россию в управление, до следующих выборов.

Именно в эти четыре года Россия окончательно была потеряна для демократии. Олигархи, дружно поддерживавшие Ельцина во время президентской кампании, в погоне за сверхприбылью перегрызлись друг с другом. В ходе этой грызни они эффектно, с применением всех доступных современных пиарных технологий, друг друга же скомпрометировали перед всей страной. Вместе с собой они скомпрометировали демократическое правительство, демократические институты, демократические принципы, идеи, и даже свободу слова.

В 2000 году, как в свое время в 1996-м, перед организаторами президентской кампании не стояла задача победить честно. Была задача победить любой ценой. И эта победа была одержана, в том числе с применением технологий спецслужб — терактов сентября 1999 года и второй чеченской вой­ны. Разные люди и службы в операции по приводу к власти кандидата Кремля и бывшего директора ФСБ Путина были наделены различными функциями. Борис Березовский отвечал за пиар на «Первом», главном канале российского телевидения. Роман Абрамович — за финансирование. Спецслужбы — за теракты и вой­ны...

К 1999 году кандидаты в преемники президента были подтасованы так, что уходящий с поста Ельцин мог назначить вместо себя любого кандидата из выложенной перед ним колоды карт. Но в этой колоде странным образом оказались только три карты с тремя офицерами спецслужб.

Кандидатом № 1 был директор Службы внешней разведки (СВР) Евгений Примаков, избранный премьер-­министром России в сентябре 1998 года. Согласно плану, Ельцин должен был уйти в отставку досрочно, 31 декабря 1999 года, назначив премьер-­министра своим преемником и исполняющим обязанности президента. На следующем этапе «и. о. президента» выставлял свою кандидатуру на президентских выборах 2000 года и, «победив на выборах», становился президентом без приставки «и. о.».

Но Примаков разочаровал Ельцина. Он заигрывал с Думой и коммунистами, к Ельцину относился пренебрежительно, считая его политическим трупом. Все чаще и чаще в Думе звучало слово «импичмент». Ельцин понял, что Примаков-­президент не сумеет обеспечить ему и его близким гарантии неприкосновенности после отставки. Поэтому в мае 1999 года Ельцин сместил Примакова и назначил премьер-­министром кандидата № 2, бывшего директора ФСК, архитектора и инициатора первой чеченской вой­ны Сергея Степашина.

Степашин тоже не подошел. Руководителю администрации президента Александру Волошину показалось, что Степашин заигрывает с главным конкурентом Ельцина на власть — с мэром Москвы Юрием Лужковым. Действительно ли Степашин планировал пойти на соглашение с Лужковым и сделать его после выборов премьер-­министром или так только показалось Волошину, мы никогда не узнаем. Но в августе 1999 года Ельцин отправил Степашина в отставку и назначил на его место кандидата № 3, последнюю карту имевшейся колоды, директора ФСБ Владимира Путина. Затем, как и планировалось, 31 декабря 1999 года Ельцин ушел в отставку, Путин стал «и. о. президента», и переименование его в «президенты» стало теперь формальностью. 7 мая 2000 года Путин официально стал президентом России.

Он пришел во власть не как представитель олигархического клана или «семьи», по крайней мере — не только и не столько как их представитель, а как представитель той самой системы, в которой проработал всю свою жизнь, — как представитель КГБ. Президентский пост стал очередной должностью прикрытия. Своих коллег из госбезопасности, бывших и нынешних, он должен был теперь ввести в высшие эшелоны власти на соответствующие должности прикрытия и отдать им в управление страну — ее политику, экономику и финансы, вместе с народом.

С помощью ельцинских же олигархов, которых в конечном итоге всегда интересовали только деньги, он переподчинил себе прессу и телевидение, избирательную машину и суд, перья и голоса ­когда-то независимых журналистов и телеведущих. К 2004 году Путин держал в руках все ниточки управления в государстве, в том числе и ­прежде ретивый российский парламент, вечно угрожавший бывшему президенту импичментом.

Период путинского правления 2004–2008 годов был посвящен двум проблемам: консолидации власти Путина и ФСБ и выборам следующего президента на теперь уже действительно промежуточный период 2008–2012 годов, когда — по конституции — Путину предстояло уйти от власти, а сил и наглости переписать конституцию еще не было. Кандидатов определилось двое: Дмитрий Медведев, полностью контролируемый Путиным, и генерал КГБ/ФСБ Сергей Борисович Иванов, еще один ставленник госбезопасности. Имевший право решающего голоса в этом важнейшем вопросе Путин остановился на Медведеве, понимая, что ни на кого не опирающегося Медведева он через четыре года легко заменит собой же, а вот старшего по рангу офицера С. Б. Иванова через четыре года снять Путин уже не сможет: генерал С. Б. Иванов оттеснит полковника Путина и сам останется служить под прикрытием должности президента на второй срок, тем более, что с точки зрения ведомства не будет иметь абсолютно никакого значения, кто именно из офицеров госбезопасности руководит страной.

В результате президентом в 2008 году поставили Медведева, которого все эти годы никто — ни в России, ни за ее рубежами — не воспринимал всерьез как независимого лидера великой державы, даже после российского вторжения в Грузию в августе 2008 года. В 2012 году, как и было согласовано еще в 2008-м, Медведев переуступил престол Путину. А в марте 2014 года мир погрузился во тьму: Россия вошла в Крым и объявила этот полуостров своей территорией.

После оккупации Крыма мир разделился на оптимистов и пессимистов. Первые считали, что Путин остановится на полуострове. Вторые — что Крым является только началом реализации нового проекта, намеченного для России Путиным, под названием «Новороссия», по обьединению России с Молдовой (Приднестровьем) через Украину.

Крымский полуостров был сдан фактически без боя. Тогда все этому радовались: и Россия, и Украина, и остальной мир — что обошлось без большого кровопролития¹. От европейских и американских лидеров в марте 2014 года слышалось только одно: пусть Путин скажет, что Крымом все ограничится, и мы дружно заживем по-старому. Вместо этого Путин объявил на весь мир, что пришло время исправления исторических ошибок 1991 года, в результате которых распался Советский Союз; что распад СССР является самой большой личной трагедией его жизни; что он русский националист и это хорошо, когда президент России — националист; что есть особый русский ген, который отличает русских от всего остального населения планеты; есть «русский мир», то есть скопление людей, говорящих по-русски, и интересы этого «русского мира», раскиданного по всему свету, должны быть защищены, причем защищать их будет Россия, независимо от того, где эти русские находятся и хотят ли они, чтобы Россия их защищала. И да, желательно, чтобы этот «русский мир» был объединен в пределы одного государства.

Успешный блицкриг по захвату Крыма породил эйфорию в России и окончательно вскружил голову самому Путину. Сразу же после аннексии Крыма началась подготовка полномасштабной агрессии против Украины. Были очевидны несколько компонентов этой подготовки: создание мощного военного плацдарма в Крыму; проведение целого ряда военных учений в приграничных с Украиной районах, в Калининградской области и на Балтике; постоянное тестирование воздушных границ и нарушение воздушного пространства ближних и дальних соседей боевыми самолетами России; беспрецедентная антиукраинская и антизападная пропагандистская кампания, развернутая по всем каналам российского телевидения и в российской прессе; концентрация российских вой­ск вдоль российско-­украинской границы; призыв российских резервистов; засылка диверсионных групп в Украину для развертывания в восточных областях страны «гражданской вой­ны» и последующего оправдания вторжения в Украину российской армии. Все это укладывалось в общий стратегический план Путина об исправлении исторических ошибок 1991 года.

Впервые после 1945 года послевоенная Европа столкнулась с попыткой захвата одного европейского государства другим. Были нарушены общеевропейский баланс сил и стабильность, европейский мир и статус-кво.

В 1990-е годы мы стали свидетелями распада империй, воссоединения Германии и даже вмешательства мировых держав в югославский конфликт. Но ни одна великая держава Европы после 1945 года не пыталась изменить границы в свою пользу. Россия предприняла эту попытку в Грузии в 2008 году и вот теперь в Украине. Как однажды проговорился Путин, выступая на Красной площади в годовщину аннексии Крыма 18 марта 2015 года: «Мы будем преодолевать трудности, которые мы с вами так легко создаем сами для себя в течение всего последнего времени».

Все трудности Россия действительно создавала себе сама. Но одновременно она стала глобальной проблемой для мира в Европе.

До марта 2014 года все европейские государства, включая Россию, были партнерами. С марта 2014 года Россия стала стратегическим противником Евросоюза и НАТО.

Оказавшись под западными санкциями, являющимися формальным наказанием за вторжение в Украину и аннексию Крыма, Россия столк­нулась с экономическими последствиями всей этой деятельности: рубль обесценился в два раза; в стране усилилась инфляция и рост цен; подешевела недвижимость, россияне стали меньше ездить за границу, так как при упавшем руб­ле эти поездки стали дорогими. Но широкого протестного движения в самой России замечено не было, и Путин продолжал настаивать на правильности внешнеполитического курса страны, открыто провозглашенного им в марте 2014 года. Изменения этого курса из-за санкций и реакции Запада не последовало.

Сегодня Россия является главным источником агрессии в Европе. Задача Путина — захватить соседние страны, ранее входившие в СССР, по «украинской схеме»: развязывая войну с целью аннексии территорий, утверждать, что Россия в этой вой­не не участвует. Именно так сегодня Россия ведет вой­ну в Украине.

Одновременно Россия удерживает плацдарм в Молдове (Приднестровье), причем уже после оккупации Крыма Путин назвал Молдову страной, нарушающей в Приднестровье права русских, а первый вице-премьер российского правительства Дмитрий Рогозин, отвечающий за военно-­промышленный комплекс (ВПК) России, для усыпления бдительности мировой общественности переименованный в «оборонно-­промышленный комплекс» (ОПК), сделал попытку собрать подписи граждан Приднестровья с просьбой о присоединении к России. Когда молдавское правительство воспрепятствовало вывозу Рогозиным этой петиции в Москву, тот заявил, что в следующий раз прилетит в Молдову на бомбардировщике.

В начале июля 2015 года Рогозин, курировавший приднестровский проект Путина, предложил выдавать в упрощенном порядке российские паспорта молодежи — жителям «приднестровской молдавской республики» (ПМР), дабы во время будущих военных действий в Молдове нельзя было отличить российских военных из России от молдавских из числа приднестровских «сепаратистов» и «ополченцев», как уже происходило на Донбассе. Из 500-тысячного населения, определенного Россией как жители ПМР, российские паспорта тогда получили 150–200 тысяч человек.

Эта же схема ранее была отработана в Абхазии и Южной Осетии, где сначала всем, того пожелавшим, выдали российские паспорта, после чего последовало вторжение российской армии под предлогом защиты «граждан России» от «притеснений грузинской власти». Планы выдачи российских паспортов обсуждались и в отношении этнических русских, живущих в странах Балтии.

Впрочем, не стоит преувеличивать готовность и желание русского населения бывших советских республик умирать за имперские амбиции Путина. На примере Украины стало понятно, что пророссийская пятая колонна, активно требовавшая «референдумов» о статусе тех или иных регионов страны в марте-мае 2014 года, стихла после того, как российские вой­ска вошли в Луганск и Донецк, сминая все, что попадалось на пути, гусеницами танков. Цена вой­ны оказалась слишком высока даже для этих пророссийски настроенных жителей Украины. За принадлежность к «русскому миру» Путин предлагает слишком высокую цену: вой­ну в Европе. Привлекательным такое предложение не казалось.

Все большие вой­ны начинались без понимания того, что со временем их станут называть «мировыми». Даже Гитлер, нападая на Польшу, не знал, что начинает Вторую мировую вой­ну. Он был уверен в том, что при наличии советско-­германского пакта о ненападении Великобритания и Франция не решатся объявить Германии вой­ну из-за Польши.

Верит ли Путин, что НАТО начнет с Россией вой­ну из-за вторжения в Нарву? Готов ли Путин развязать Третью мировую вой­ну ради «русского мира» и возрождения империи? Готовы ли западные демократии уступить Украину, как Чехословакию в 1938–1939 годах? Допустит ли мир атаку на страны Балтии, как в сентябре 1939 года на Польшу?

В 2014 году вопросы эти оказались риторическими. Очнувшись от изначального шока, понятого Путиным как готовность Европы и США отдать России все требуемые территории, с лета 2014 года Запад стал оказывать сопротивление. Уже никто из лидеров мировых держав (кроме Трампа) не говорил о признании аннексии Крыма и о том, что полуостров является «исконно русской землей». Никто (кроме Трампа) не помышлял об отмене санкций, пока Крым не будет возвращен Украине. Французы потеряли деньги, но отказались продавать России военные корабли. Президент Барак Обама включил Россию в список основных противников США. Пентагон провел испытания новой атомной бомбы. НАТО развернуло в Европе силы быстрого реагирования. Страны Балтии настаивали на размещении у себя вой­ск НАТО и расширении контингента. Нейтральная Финляндия призвала на сборы тысячи резервистов и увеличила свой военный бюджет. Датчане готовы были разместить на своих кораблях ядерные боеголовки НАТО. Норвегия протестовала против прилета Рогозина. Швеция отслеживала российские подводные лодки. Молдова совместно с Польшей, Грузией, Румынией и США проводили учения. И все вместе перехватывали российские самолеты, которые в 2014–2015 годах несколько сотен раз опасно приближались к границам соседей.

Даже Лукашенко, которого в мире всерьез никто не воспринимал, считая его деревенским диктатором, на созданном Путиным фоне забыл о российско-­белорусском союзном договоре и стал независимым политиком — до августовских выборов 2020 года, сделавших из него диктатора, подобного Путину.

Сдаваться никто не собирался; Путин это понял — и отступил.

Вой­дя в Крым в марте 2014 года, Путин собственноручно подписал смертный приговор государству, образованному в 1991-м на развалинах Советского Союза, — тому государству, которое он всегда ненавидел и никогда не признавал, — Российской Федерации. Через две чеченские вой­ны, вой­ну с Грузией, а теперь еще и с Украиной Россия 1991 года окончательно переродилась.

Одна из главных проблем нынешней России — многочисленные комплексы Путина, пытавшегося доказать, что с Россией все должны считаться, как с Америкой. Очень трудно понять и словами определить, что именно неправильно в таком подходе. Действительно, есть большая страна Россия, самая богатая в мире, если иметь в виду полезные ископаемые, находящиеся в земле. У этой страны есть ядерное оружие в количестве, достаточном для нанесения непоправимого ущерба всей планете. Больше у этой страны ничего нет.

Еще все упоминают русскую культуру. Да, был великий русский поэт Александр Пушкин. Его всю жизнь травили и ссылали, и в конце концов убили. Был не менее талантливый Михаил Лермонтов. Его тоже травили и тоже убили. Был Федор Достоевский — отправили на каторгу, потом сослали. Был Лев Толстой — отлучили от церкви. Дальше включили мясорубку под названием ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ и гробили миллионами, сколько успевали — от собственного крестьянства (русского, украинского и прочего) и коммунистической номенклатуры до Осипа Мандельштама, Михаила Булгакова, Иосифа Бродского и Александра Солженицына. Почему бы сегодня не признать за этой страной, которой управляют люди, пришедшие из того самого ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ, право захватывать соседние территории, вой­ти армией в любую страну и установить там свой режим?

Как любой необразованный диктатор², к тому же выходец из КГБ, Путин ловит особый кайф от отдаваемых им приказов убивать. Вряд ли лично он хоть раз ­кого-то убил своими руками. Но ему приятно сознавать, что по его указанию гибнут люди. Собственно, это главный признак, по которому подобран узкий круг кремлевских затворников: все они, будучи выходцами из спецслужб и силовых ведомств, не боятся крови.

То, что мы перечислили как слабые стороны Путина, сам он считает своими преимуществами. В истории и это уже было: Сталин, Гитлер, Муссолини... все они гордились своей грубостью и необразованностью.

И как человек, и как политик Путин понимает только силу. В этом смысле разговаривать с ним очень просто. Он не знает слова «переговоры». Он считает себя хитрым и всегда готов обмануть. Он старается завербовать своего собеседника и сделать его своим «агентом». Конечно, не следует буквально считать, что, беседуя с Бушем-младшим, Обамой или Трампом, Путин их вербует. Но разговаривает Путин со всеми (со всеми вообще), как если бы он ставил своей задачей завербовать собеседника, поскольку это главное, чему его учили в КГБ, и основное, чем определялся хороший сотрудник: количеством завербованных агентов.

Часто эта «вербовка» удавалась, поскольку неопытный собеседник принимал гэбэшный прием за искренность. Как еще следует реагировать на историческое заявление Буша-младшего о том, что у Путина честные глаза; на согласие бывшего канцлера Германии Шредера встать к Путину на зарплату в «Газпроме» и «Роснефти»; на подчеркнуто приятельские отношения Путина с Берлускони, зачастившим к российскому президенту, в том числе в Крым, и, наконец, на все, что касается выборов Трампа и его пребывания в Белом доме.

Построенное Путиным мафиозное государство, основанное на личной преданности, на всесилии и вседозволенности спецслужб, не имеет аналогов в мировой истории: в мире нет стран, которыми управляет госбезопас­ность, опирающаяся на мафиозный тип отношений между государством и бизнесом.

Выступая в 1963 году перед парламентской Комиссией по борьбе с мафией, генеральный прокурор Палермо Стефано Меркаданте определил глав­ное стремление мафии как «жажду обогащения». Преступный синдикат, из­вестный как мафия, играл определяющую роль в сицилийской экономике и политике в течение последних 150 лет и, вероятно, стал главной причиной отставания Сицилии от остальной Италии в экономическом и социальном плане. Это ровно то, что ожидает и Россию, если нынешнее состояние протянется до заявленного 2036 года. Жажда обогащения одного процента населения легко обескровит всю страну.

Основная работа, посвященная характеристике политических режимов, которые можно отнести к разряду мафиозных государств, — исследование венгерского политолога Балинта Мадьяра «Анатомия посткоммунистического мафиозного государства. На примере Венгрии» (Москва, 2017). Однако в исследовании Мадьяра упор делается автором на описании режима Виктора Орбана в Венгрии, хотя Россия неоднократно упоминается как пример посткоммунистического мафиозного государства.

«Посткоммунистическое мафиозное государство — это не просто отклонение от либеральной демократии и не переходное образование, а самостоятельный подтип автократии», — справедливо отмечает Мадьяр. Мафиозное государство — это разновидность преступного государства, которое систематически, сознательно и грубо нарушает и ограничивает основополагающие права собственных граждан.

Соответственно, политическую систему в современной России нельзя определять только в одной плоскости: диктатура против демократии.

Мадьяр выделяет несколько типов преступных государств по характеру их главной преступной деятельности:

преступные государства, совершающие преступления против человечества;

угнетающие государства, систематически противодействующие реализации основополагающих прав граждан или групп граждан;

коррумпированные государства, в которых осуществляется систематическое ограбление страны ради обогащения ее руководителей, их родственников и связанных с ними лиц;

беспечные государства, пренебрегающие обязанностями смягчать страдания людей, которым можно было бы оказать государственную помощь.

Как отмечает Мадьяр, мафиозное государство является попыткой реализовать права главы патриархальной семьи на уровне целой страны посредством захвата государственной власти и использования ее в своих интересах. На мафиозный характер управления страной указывает и то, что для членов мафии не существует возможности выхода из системы по собственному решению. Тот, кто однажды вступил в мафиозные кланы или был рекрутирован ими, при разрыве будет в лучшем случае исключен из мафиозной группы, а в худшем — подвергнется преследованиям.

В мафиозном государстве не возникает и не может возникнуть ситуация, когда монополию на власть получает та или иная политическая партия или группа, назначающая своих людей на ключевые посты. Наоборот, в мафиозном государстве крестный отец политического бизнеса включает олигархов в собственную систему подчинения и назначает их по своему усмотрению. Поэтому обогащение мафиозных кланов в мафиозном государстве происходит не скрытно, а на уровне декларированной государственной политики.

В 1968 году польский ученый Станислав Андрески впервые ввел термин «клептократ» применительно к руководителю страны или высокопоставленному должностному лицу, обладающему государственной властью и использующему свою должность для личного обогащения³. Клептократия как политическая система наиболее близко стоит к мафиозному государству, однако между ними имеется несколько существенных различий. Например, как считает Мадьяр, мафиозное государство осуществляет насильственный отъем собственности, в то время как при клептократическом режиме проводится лишь откачка текущих доходов с помощью классических коррупционных механизмов; в отличие от мафиозного государства клептократия не обязательно применяет насилие, а лишь пользуется благоприятными ситуациями.

Важным признаком, отличающим мафиозное государство от клептократических режимов, является стремление к расширению власти и интересов за пределы собственной страны, экспорт идеологии и принципов мафиозного государства в другие страны, во многом схожий с теорией экспорта революции. Разрушение общественного доверия, в том числе и западного, кроме всего прочего, и к демократической системе выборов, один из инструментов этого процесса.

Соответственно, в мафиозном государстве существуют различные средства насилия, применяемые по правилам мафиозной культуры. Смертная казнь по законам мафии применяется в целом в двух случаях: из мести и в качестве наказания за предательство. И это один из существенных признаков, позволяющих отнести политическую систему в современной России к мафиозным государствам, а не к разновидности клептократии. Все громкие политические убийства последних (путинских) десятилетий в России и за границей подпадают под это определение.

Один из главных принципов мафиозного государства, который выделяет Мадьяр, это подмена интересов общества частными интересами не от случая к случаю, а постоянно и систематически. Практически нет такой сферы деятельности государства, которая не подчинялась бы совокупным интересам укрепления власти и обогащения мафиозного клана. Концентрация политической власти и накопление богатств мафией всегда взаимообусловлены.

Властным центром мафиозного государства является преступный синдикат, который постоянно нуждается в легитимизации. Через демократические институты, через парламент и правительство, через подконтрольные СМИ псевдодемократия становится не принципом государственного устройства, а способом маскировки сути мафиозного государства и придания легитимности решениям преступных кланов и группировок, получивших власть. Президент страны выражает не единство нации, а единство мафиозного клана и института государства, являясь защитником не демократии, а порядков мафиозного государства.

Истинная демократия несовместима с принципами мафиозного государства, поэтому для достижения своих целей находящийся у власти глава мафиозного клана всегда использует авторитарные методы управления. Демократическая избирательная система становится тормозом, гарантирующим невозможность возникновения такой ситуации, и основной помехой для монопольного обладания властью хунтой, мафией, кланом, конкретным государственным ведомством. Мафиозное государство требует уничтожения конкуренции в борьбе за власть и полной монополизации власти. Поэтому разрушение системы независимых выборов — неизменный и главный принцип мафиозных государств в любой точке мира.

Чтобы это обеспечить, правящая верхушка ликвидирует демократические институты, таким образом гарантируя себе сохранение власти. Разрушение демократических институтов, служащих обществу, и замена их на псевдодемократические или авторитарные, обслуживающие интересы мафиозной семьи, клана или ведомства, — один из характерных признаков подобных политических режимов.

Свободные, независимые СМИ — важнейшая основа демократии и тот барьер, который в первую очередь разрушает мафия, захватывая власть в государстве. Поэтому в мафиозном государстве ликвидируются все средства независимого контроля и происходит разрушение гражданского общества, уничтожение института независимых СМИ, для чего используется широчайший ассортимент средств: перевод в госсобственность, поглощение, покупка, подчинение, приручение, маргинализация, вытеснение с рынка, ликвидация...

Россия после 2000 года прошла практически все эти этапы: независимые СМИ были либо разгромлены, либо переведены под контроль государства или близких к Кремлю деловых групп. Руководителями редакций стали лояльные власти люди, очень часто — завербованные ранее госбезопасностью проверенные агенты. При этом использовались самые разнообразные инструменты: законодательные ограничения, судебное или финансовое давление, уголовные преследования, прямой выкуп (подкуп). Взамен была выстроена тотальная машина пропаганды с миллиардными расходами из государственного бюджета на ее содержание.

Произвольное правотворчество, избирательное применение судебной системы, принятие законов, служащих защите интересов кремлевской мафии, — самая распространенная практика в классическом мафиозном государстве. На медийном рынке такой подход правящая хунта Путина использовала в полной мере и с большим для себя успехом. Поэтапно, хотя и стремительно, у россиян отняли все права, кроме права работать и зарабатывать деньги. Стабильность и безопасность Путина в такой ситуации могли обеспечивать только пропаганда и беззаконие, опирающееся на спецслужбы и штыки.

В России одним из первых об опасности синтеза государства и мафии предупреждал политический деятель, бывший премьер-­министр, доктор экономических наук Егор Гайдар. В 1994 году он подготовил работу «Государство и эволюция. Дни поражений и побед» (опубликована в 1997 году), в которой анализировал конкретные вопросы политической жизни в России в контексте как российской, так и мировой истории. Один из вопросов, поставленный Гайдаром в этой работе, действительно ли русская история запрограммирована завершиться политико-­экономической диктатурой. Гайдар писал:

Союз мафии и коррупции при самом становлении капитализма может дать такой ужасный гибрид, аналогов которому в русской истории, пожалуй, не было. Это было бы действительно нечто вполне апокалиптическое: всемогущее мафиозное государство, подлинный спрут. Не забудем, что чиновник всегда потенциально более криминогенен, чем бизнесмен. Бизнесмен может обогащаться честно, только бы не мешали. Чиновник может обогащаться только бесчестно. Так что бюрократический аппарат несет в себе куда больший заряд мафиозности, чем бизнес. А каркас бюрократической (в том числе карательной) системы легко может стать каркасом системы мафиозной, весь вопрос только в целях деятельности.

Чаще всего в исследованиях, посвященных анализу сложившейся в России при Путине политической системы, используется термин «клептократия». Таким термином, в частности, оперировала профессор политологии Университета Майами (штат Огайо) Карен Давиша в книге «Клептократия Путина. Кто владеет Россией?»⁴. Основной тезис ее работы: Владимир Путин построил систему, основанную на массовом воровстве невиданного уровня через ограбление огромных природных ресурсов своей же страны; Россия при Путине стала виртуальным «мафиозным государством», в котором государственные структуры действуют рука об руку с преступными кланами к их взаимной выгоде, а мафия функционирует в рамках правил, установленных кремлевским руководством с целью укрепления власти Путина и максимизации личной выгоды.

К выводу о том, что Россия является мафиозным государством, приходит также политолог Марк Галеотти в книге «Воры»⁵. В его работе представлена история криминальной России, где государство и мафия органически сосуществуют, поддерживая друг друга:

На практике... отношения между организованной преступностью и государством на местном и национальном уровнях являются сложными, тонкими и зачастую поразительно кооперативными. Предположение о том, что организованная преступность напрямую контролирует Кремль, столь же упрощенно, как и то, что она находится под его контролем. Скорее, она процветает при Путине, потому что может сосуществовать и сотрудничать с его системой.

Работа Галеотти интересна тем, что в ней показана степень влияния преступного мира на социально-­общественное устройство и жизнь в России, а также определены взаимоотношения власти и криминального мира. «Русские гангстеры не только были сформированы меняющейся Россией, они также сформировали ее. [...] Татуированных бывших осужденных сменила новая порода глобально мыслящих преступников-­бизнесменов», завершившая «криминализацию российской экономики и общества», — отмечает Галеотти.

Профессор Йельского университета Сьюзан Роуз-­Аккерман в книге «Коррупция и государство: Причины, следствия, реформы» (М. Логос. 2003) также выделяет мафиозное государство как особый вид политической системы, подробно анализируя коррупцию и ее экономические последствия для государства, предлагая методы борьбы с ней. Роуз-­Аккерман различает клептократию, где коррупция процветает на самом верху государственной пирамиды, и иные формы государственного устройства, где взятки считаются прерогативой чиновничества низовых уровней. Что касается мафиозного государства, то Роуз-­Аккерман характеризует мафию как организованную преступную группировку, предлагающую охранные услуги, аналогичные услугам, предоставляемым государством в нормальном обществе.

Еще одна работа, посвященная политической системе, сложившейся при Путине, — исследование Андерса Ослунга «Клановый капитализм в России»⁶. Автор дает полный обзор становления в России кланового капитализма, описывает его структуру, а также показывает пути и историю становления Путина, находящегося в центре этой экономико-­политической модели, образования его богатства, равно как и богатства его друзей и приближенных.

Упомянутые нами мафиозные структуры, группы и организации, явля­ющиеся прототипом путинской мафиозной системы, государством в буквальном смысле этого слова никогда не были. Даже венгерская модель, подпадающая под все признаки мафиозного государства, имеет одну особенность: она не смогла бы существовать без поддержки извне, без помощи правительства Путина. Иными словами, небольшая восточноевропейская страна Венгрия не является самостоятельным мафиозным государством, а существует только до тех пор, пока подпитывается более мощной мафиозной структурой — Кремлем.

В России, в свою очередь, опорой и источником кадров стоящей у власти группы людей, как бы ее ни называть — мафией, кланом или хунтой, — являются российские (ранее — советские) спецслужбы, те самые, что с 1918 года, после переноса столицы государства в Москву, неизменно обитают в самом центральном здании города, на Лубянке. О них наш рассказ.

---

1 Подавляющее большинство украинских военных объектов на полуострове были захвачены русскими хоть и без применения оружия, но силой, что привело к травмам участников с обеих сторон. А при штурме фотограмметрического центра в Симферополе 18 марта 2014 года дошло до стрельбы, в результате которой погибли местный украинский прапорщик Сергей Кокурин и российский военнослужащий из Волгограда Руслан Казаков.

2 Когда 20 сентября 2000 года Путин посетил Александра Солженицына, то глядя на портрет Петра Столыпина, висевший на стене в кабинете писателя, перед телевизионными камерами, в прямом эфире спросил: «Это Ваш дедушка?». Солженицын ответил, что это не его дедушка, а Петр Аркадьевич Столыпин — бывший председатель Совета министров России. Больше эту запись в новостях не показывали.

3 Stanislav Andreski. The African Predicament: A Study in the Pathology of Modernization. London. 1968.

4 Karen Dawisha. Putin’s Kleptocracy: Who Owns Russia? Simon & Schuster. 2015.

5 Mark Galeotti. The Vory: Russia’s Super Mafia. Yale University Press. 2018.

6 Anders Aslund. Russia’s Crony Capitalism: The Path from Market Economy to Kleptocracy. Yale University Press. 2019.

Пролог

От ВЧК к ФСБ. История названия

В декабре 1917 года большевистское правительство создало структуру, от которой в дальнейшем всем был один вред. И поскольку в теории структура была полезна и необходима советской власти, а на практике представляла угрозу даже для самих большевиков, коммунистическая партия Советского Союза ее постоянно реформировала и переименовывала в надежде, что от этого изменится суть структуры. Но суть оставалась та же. Сегодня эта структура называется ФСБ РФ — Федеральная служба безопасности Российской Федерации. А раньше она называлась иначе.

7 (20) декабря 1917 года постановлением Совета народных комиссаров (СНК) Российской советской республики⁷ за подписью Владимира Ленина была образована Всероссийская чрезвычайная комиссия при СНК по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). С августа 1918 года ВЧК стала именоваться Всероссийской чрезвычайной комиссией при СНК по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности. Первым председателем ВЧК стал Феликс Дзержинский, руководивший этой структурой до ее роспуска в 1922 году. Очень важное уточнение: ВЧК создавалась при СНК, то есть подчинялась непосредственно председателю Совнаркома — Ленину.

6 февраля 1922 года по инициативе Ленина Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР) принял постановление об упразднении ВЧК и образовании Государственного политического управления (ГПУ) при Народном комиссариате внутренних дел (НКВД) РСФСР. Очевидно, это означало понижение бывшей ВЧК в ранге: ранее независимая госбезопасность, подчиненная напрямую главе СНК, как прочие наркоматы, теперь становилась частью одного из наркоматов — наркомата внутренних дел. Одновременно часть функций ВЧК передали наркомату юстиции. Правда, Дзержинский остался и руководителем ГПУ, и наркомом внутренних дел. Так что можно даже считать, что статус ВЧК-ГПУ был понижен, а статус Дзержинского — повышен.

15 ноября 1923 года, после образования в декабре 1922-го Союза Советских Социалистических Республик (СССР)⁸, президиум ЦИК СССР создал Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР. Обратим внимание на то, что ОГПУ, как и ВЧК, снова переподчинялось напрямую Совнаркому и таким образом опять повышалось в ранге. Но это было еще и попыткой со стороны Совнаркома после отстранения (точнее устранения) Ленина держать ОГПУ на коротком поводке. До 20 июля 1926 года во главе ОГПУ стоял Дзержинский, затем до своей смерти 10 мая 1934 года — Вячеслав Менжинский.

10 июля 1934 года в соответствии с постановлением ЦИК СССР ОГПУ (при НКВД РСФСР) было ликвидировано и влито в состав нового института — НКВД СССР (образованного из НКВД РСФСР) — как Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). Должность умершего Менжинского упразднили, и между 10 мая и 10 июля ГПУ оставалось без руководителя. 10 июля 1934 года Генриха Ягоду назначили первым наркомом внутренних дел СССР.

3 февраля 1941 года НКВД СССР был разделен на два самостоятельных органа: НКВД СССР и Народный комиссариат государственной безопасности (НКГБ) СССР. Но уже в июле того же года НКГБ СССР и НКВД СССР вновь объединили в единый наркомат — НКВД СССР. А в апреле 1943 года вновь создали НКГБ СССР, но уже как бы в дополнение к объединенному в июле 1941 года НКВД и НКГБ.

15 марта 1946 года НКГБ СССР был преобразован в Министерство государственной безопасности (МГБ) СССР. Тогда же все народные комиссариаты (наркоматы) стали называться министерствами. НКВД превратилось в МВД.

15 марта 1953 года, через 10 дней после смерти Сталина, было принято решение об объединении Министерства внутренних дел (МВД) СССР и МГБ СССР в единое МВД СССР, то есть все вернулось к схеме июля 1941 года.

13 марта 1954 года, через год после смерти Сталина, был создан Комитет государственной безопасности при Совете министров СССР. Предлог «при» имел очень важное значение: госбезопасность, напугавшая в сталинский период правления весь советский и партийный актив, подчинялась теперь Совету министров СССР и потеряла статус независимого министерства, как, собственно, и было в 1917–1922 годы, при Ленине.

В 1978 году приставку «при Совете министров» ликвидировали и ведомство стало называться КГБ СССР, что означало повышение статуса госбезопасности в стране и ликвидацию подчиненности Комитета государственной безопасности Совету министров СССР.

6 мая 1991 года председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин и председатель КГБ СССР Владимир Крючков подписали протокол об образовании Комитета государственной безопасности РСФСР (КГБ РСФСР), имеющего статус союзно-­республиканского государственного комитета.

26 ноября 1991 года новоизбранный президент РСФСР Ельцин подписал указ о преобразовании КГБ РСФСР в Агентство федеральной безопасности (АФБ) РСФСР. Через два дня, 28 ноября, пока еще действующий президент СССР Михаил Горбачев подписал указ «Об утверждении Временного положения о Межреспубликанской службе безопасности» (МСБ) СССР. Еще через несколько дней, 3 декабря, Горбачев подписал закон «О реорганизации органов государственной безопасности». На основании этого закона КГБ СССР был упразднен, а на его базе создали две службы: Межреспубликанскую службу безопасности (МСБ) и Центральную службу разведки СССР.

19 декабря 1991 года президент РСФСР Ельцин подписал указ «Об образовании Министерства безопасности и внутренних дел РСФСР» (МБВД РСФСР). При этом фактически упразднили МСБ, созданную Горбачевым. Однако 14 января 1992 года, то есть вскоре после формального роспуска СССР, Конституционный суд Российской Федерации признал этот указ не соответствующим Конституции РСФСР и отменил его.

В течение 1992–1993 годов органы госбезопасности Российской Федерации существовали в рамках Министерства безопасности (МБ) Российской Федерации. 21 декабря 1993 года Ельцин подписал указ об упразднении МБ и о создании Федеральной службы контрразведки (ФСК) РФ. Этой структурой сначала руководил Николай Голушко, затем Сергей Степашин.

3 апреля 1995 года Ельцин подписал закон «Об органах Федеральной службы безопасности в Российской Федерации», на основании которого новая структура — ФСБ — стала правопреемницей упраздненной ФСК.

После перенесения в 1918 году столицы Советской России из Петрограда в Москву госбезопасность всегда обитала в одном здании — в самом центре Москвы, на улице Лубянка. Так и прозвали здание: Лубянка. После Кремля оно оказалось вторым по важности строением огромного государства. А может быть, даже первым.

---

7 Официальное название Советской России постоянно менялось. С 25 октября (7 ноября) 1917 года — Российская Советская Республика, с 12 (25) декабря — Российская Федеративная Республика, с 6 (19) января 1918-го — Советская Республика России, с 27 января (9 февраля) — Российская Федеративная Советская Республика, с 19 июля — Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика (РСФСР). Только по Конституции 5 декабря 1936 года «Социалистическая» и «Советская» в названии поменялись местами и аббревиатура приобрела привычный нам вид РСФСР.

8 29–30 декабря 1922 года так называемый Союзный договор был соответственно подписан и проголосован, по сегодняшней терминологии, в первом чтении, а вступил в силу только на сессии ЦИК 6 июля 1923 года.

Часть первая

Госбезопасность в борьбе за власть в Советском Союзе

Глава 1

Формирование советского правительства

Перед тем как начать описывать события, происходившие в прошлом веке, мы вынуждены сделать одно утверждение: вся советская историография, то есть все те книги по советской истории, которые были опубликованы в СССР в период до примерно 1989 года, миллионы и миллионы томов, не содержит в себе ни одного слова правды. Ее единственной целью являлась фальсификация истории России 20 века и преподнесение ее читателю в абсолютно ложном свете, с разного уровня лживостью — сталинской, хрущевской, брежневской и так далее. Иными словами, советские историки описывали все не так, как было на самом деле.

В 1989 году ситуация стала меняться, и со временем в России опубликовали много серьезных исторических работ, но количественно, и психологически, даже они очень часто не в состоянии были очистить от многослойной лжи умы многомиллионного населения и переломить ситуацию. Тем более слишком быстро желание «хочу все знать» сменилось в России усталостью от навалившейся информации и уверенностью, что «мы все уже знаем». Поэтому многое, что читатель почерпнет из этой книги, он узнает впервые — и удивится.

Всероссийская чрезвычайная комиссия, образованная Дзержинским по настоянию Ленина 7 (20) декабря 1917 года, стала первой известной нам в мире спецслужбой в современном смысле этого слова. И это та причина, по которой памятник Дзержинскому простоял много десятилетий в самом центре Москвы, напротив здания Лубянки. По той же причине портреты и бюсты Дзержинского, неоднократно размноженные, украшали и до сих пор украшают кабинеты всех сотрудников советских/российских спецслужб. Даже у нынешнего президента России Владимира Путина на столе стоит бюстик Дзержинского. Но это вовсе не потому, что Дзержинский был первым председателем ВЧК. Это, главным образом, потому, что Дзержинский первым осознал силу и значение госбезопасности как инструмента для захвата власти в стране, и вместо преклонения перед Совнаркомом и Лениным начал с ними отчаянную борьбу, в которой, в конце концов, победил. Но обо всем по порядку...

Советская власть нуждалась в ВЧК не для состязания со своими политическими противниками, а для их уничтожения. И не контрреволюционеры представляли для Ленина главную опасность, а его же вчерашние соратники и союзники по революционному движению. Спецслужбу Дзержинского Ленин создавал главным образом для борьбы с коллегами по революционному движению: кадетами, меньшевиками, эсерами, левыми эсерами, анархистами. И во главе ее Ленин не случайно поставил крайне левого даже по большевистским меркам Дзержинского. Он знал, что у того, к кому со временем прилипло прозвище Железный, не дрогнет рука. Лестной эту кличку могли считать только сами сотрудники госбезопасности.

В безбрежном океане российского революционного движения большевики были маленькой экстремистской группкой, в которой все было отстроено по принципам итальянской мафии и основано на личной преданности вождю (Ленину) и родственных связях, когда в партийной жизни участвовали целые семьи. Большевистская организация имела два крыла: эмигрантское и российское. Российские подпольщики по большей части состояли из боевиков и «эксов» (участвовавших в «экспроприациях»), а потому сидели в тюрьмах и на каторге. И это тоже напоминало будни мафии, когда часть членов организации сидела за уже содеянные преступ­ления, а другая — продолжала их совершать.

Этой маленькой мафиозной структуре в крестьянской России, где практически отсутствовал пролетариат, бессмысленно было рассчитывать на успешный захват власти. Это — если верить в теорию Карла Маркса и играть по правилам, принятым в революционном движении и революционных кругах. А если забыть про теорию и отказаться от правил? А если захватывать власть через раскол исходно монолитного врага, стравливая расколотые группы друг с другом?

Даже в этом случае один в поле не воин. Беспринципный Ленин нашел в роковые революционные дни очень важного союзника — закомплексованного Льва Троцкого. Закомплексованного в том смысле, что Троцкий, никогда не будучи большевиком, с весны 1917 года очень по этому поводу переживал. И когда большевик Ленин предложил председателю Петроградского совета Троцкому заключить политический блок и вместе возглавить будущее правительство (названное затем Советом народных комиссаров), Троцкий немедленно согласился. Теперь их было двое. Против всех остальных.

Безупречный авторитет Ленина в партии большевиков — одна из многочисленных не соответствующих истине легенд советской историографии. Игнорировавший предоктябрьские директивы Ленина ЦК партии большевиков, Петроградский Совет, во главе которого стоял «межра­йонец»⁹ и очевидный конкурент Ленина в революции Троцкий; собравшийся в октябре 1917 года Второй Всероссийский съезд Советов — ни один из этих институтов не смотрел на Ленина как на своего вождя и руководителя, ни один из этих составных элементов Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде не собирался подчиняться его воле. Ленин всегда себя навязывал, и Лениным всегда тяготились.

Его напарник Троцкий вернулся в Петроград из эмиграции в начале мая 1917 года и стал фактическим организатором Октябрьского переворота в столице. Очевидно, что соглашение между Троцким и Лениным было достигнуто буквально в день переворота, 24 октября 1917 года. Троцкий руководил Петросоветом — основным рычагом революции. Но у него не было своей организации, поскольку возглавляемые им «межрайонцы» (не вошедшие в ленинскую группировку революционеры) в июле-августе 1917 года окончательно влились в партию большевиков. Собственной мафиозной структуры, подобной ленинской, у Троцкого тоже не было. Его интересовала революция, для которой он был вождем. Ленина интересовала власть, захватив которую он планировал начать руководить мировой революцией.

Блок Троцкого с Лениным был естественным и взаимовыгодным шагом. Отдав большевикам своих «межрайонцев», сделав Петросовет орудием ленинской политики, полностью поддержав Ленина в крайне рискованном и по существу авантюристическом деле захвата власти и формирования Совнаркома (СНК) в обход воли Второго съезда Советов, влиятельных социалистических партий и профсоюзов, Троцкий получил партбилет большевистской партии, членство в ее ЦК и портфель министра иностранных дел в советском правительстве.

Именно потому, что Троцкий имел дело с людьми, верящими во власть и ценившими ее, такими как Ленин, Яков Свердлов и Дзержинский, его личное восхождение к власти следует считать блистательным. Без извечной суетливой борьбы со своими мнимыми и действительными врагами, чем всегда был так занят и обеспокоен Ленин, без темных «немецких денег», без компрометации себя проездом через вражескую Германию при возвращении в Россию, Троцкий стал вторым человеком в государстве — с легкостью, которой можно было позавидовать. Но именно этого высокомерного жеста — подчеркиваемого Троцким безразличия к личной власти; легкости, с которой так все давалось счастливчику-­Троцкому; популярности, которой Троцкий пользовался у коммунистического актива, — ему не могли простить и не простили члены большевистской верхушки, обойденные Октябрьской революцией, — Сталин, Зиновьев, Каменев и Бухарин.

Троцкий так и не стал полноправным членом ленинской мафиозной структуры. Его место в правительстве было гарантировано личным соглашением с Лениным. Было ясно, что с уходом Ленина неизбежно от власти оттеснят и «не большевика» Троцкого. Однако, не зная о соглашении Ленина с Троцким и об очевидной слабости позиции Троцкого, опирающейся исключительно на личную власть Ленина, нельзя правильно объяснить поведение Троцкого во внутрипартийной борьбе 1918–1924 годов, о которой мы еще будем говорить.

В октябре-ноябре 1917 года Ленину предстояло отстоять для большевистской партии право на формирование СНК и удержать власть против блока социалистических партий, ратовавших за формирование многопартийного «однородного социалистического правительства». В этом столкновении Ленин одержал победу благодаря тому, что в решающий момент был поддержан не только Петросоветом Троцкого, но и партией левых социалистов-­революционеров (ПЛСР), политическое сотрудничество с которой стало доминирующим фактором внутриполитической партийной жизни первой половины 1918 года.

В октябре 1917 года в России царила анархия. Временное правительство, вряд ли контролировавшее ситуацию даже в лучшие моменты своего существования, перестало быть политической силой. В этом вакууме большевистский переворот был скорее бумажной декларацией, а не фактическим захватом власти в городе, а уж тем более в стране, большевиками. Замена нереального Временного правительства столь же нереальным большевистским мало что меняла в общем хаосе, в который была погружена Россия.

Но, кажется, только то и отличало большевиков от прочих политических групп и партий, что возглавлял партию Ленин, хорошо видящий перед собой ближайшую цель: формирование правительства под своим руководством.

Без понимания психологии и целей Ленина невозможно понять русскую революцию. И личность этого человека, во многом оставшегося для историков загадкой, даже сегодня, после всего о нем написанного и сказанного, требует своего самостоятельного исследования. Для данной работы нам важно обратить внимание на Ленина как на человека с маниакальным мышлением, абсолютно уверенного в своей правоте, отстроившего большевистскую организацию по жестким мафиозным принципам, и к тому же — гениального тактика политической борьбы.

Можно с уверенностью сказать, что без Ленина партия большевиков не стала бы ведущей социалистической группировкой. Только авторитет Ленина в узком кругу большевистских руководителей, составлявших Центральный комитет (ЦК), только признание ими за Лениным непревзойденного политического таланта в конечном итоге обеспечивали ему победу сначала внутри ЦК партии, а затем и в поединках с политическими противниками или попутчиками большевиков. Ленин как тактик перевешивал не только всю партию большевиков, но и весь блок русских социалистических партий.

У Ленина и большевиков в первый год русской революции был не очень широкий выбор. Они могли либо уступить власть блоку социалистических партий, либо уничтожить эти партии, установив однопартийную диктатуру. Большевики пошли по второму пути. Споры о том, в какой степени этот выбор был свободным или вынужденным, следует считать академическими. Кажется, за всем этим стояло упорное желание Ленина сохранить за собой власть. Его противникам и партнерам со временем стало ясно, что Ленин от власти не уйдет никогда, поскольку власть была единственным, что его действительно интересовало. А поскольку с авторитетом Ленина готова была, и то с оговорками, считаться только партия большевиков, Ленину уже в первые часы революции пришлось прибегнуть к репрессиям, проводимым госбезопасностью Дзержинского и очень скоро приведшим страну к однопартийной диктатуре.

Ленин и его конкуренты были в неравных позициях. Последним предстояло решать, что правильнее предпринять в интересах русской и международной революции. Ленину требовалось определить, что сделать, чтобы встать во главе первого советского правительства и остаться руководить им навсегда. Неудивительно, что в то время, когда противники Ленина спорили и сомневались, он, впервые появившийся легально и публично на съезде Советов только 26 октября, после осуществленного Петросоветом Троцкого в ночь на 25 октября переворота, провозгласил создание правительства — Совета народных комиссаров — под своим руководством.

Декларация Ленина о создании Совнаркома вносила раскол в и без того слабое и неоднородное социалистическое движение, провозглашала свержение Временного и создание советского правительства не волею съезда Советов, избранного хоть и узким кругом избирателей, но ­все-таки — избранного, а волею партии большевиков. И даже не всей партии, так как вопрос этот в партии не обсуждался и ее мнение по этому поводу известно не было, и даже не всего большевистского ЦК, и даже не всей большевистской фракции съезда Советов, а только волею поддержавшей в этом вопросе Ленина небольшой группы партийных функционеров.

В самые первые часы и дни власти большевистского правительства Ленин отработал тактику, с успехом применяемую им все последующие годы. Угрозами и шантажом, вплоть до заявления об уходе в отставку, он добивался поддержки своей резолюции с перевесом пусть в один голос, проводя повторные голосования до тех пор, пока изможденный противник не уступал ему, наконец, большинства. Затем проводил резолюцию о том, что ЦК (или фракция) в полном составе непременно поддерживает это большинство (а на самом деле лично Ленина и идущее с ним меньшинство). После этого Ленин навязывал партийную политику меньшинства от имени большевистской партии формально многопартийному ВЦИКу Советов или очередному съезду, раскалывая или разгоняя съезды, где у левого сектора большинства не было. Неустанно повторяя этот трюк снова и снова, Ленин противопоставил всей стране диктатуру даже не партии и не Центрального комитета, а свою собственную, неоднократно давая понять и врагам, и друзьям, что живым от власти он не уйдет и никогда никому ее не отдаст.

Однако власть Ленина всегда висела на волоске. И в дни, когда он планировал опередить Второй съезд Советов с объявлением о низвержении Временного правительства Александра Керенского, дабы первым сформировать правительство Советов под своим руководством; и в первые дни функционирования этого самозванного органа, узурпировавшего власть и оттеснившего от руководства всех прочих революционеров, не входящих в мафиозную структуру Ленина. 26 октября (8 ноября) 1917 года на Втором съезде Советов в Петрограде, делегатами которого являлись представители многочисленных российских революционных партий, был поставлен вопрос о создании «однородного социалистического правительства». Сознавая невозможность (как по крайней мере всем казалось тогда) удержания власти силами малочисленной большевистской партии, ЦК большевиков дал согласие на ведение переговоров о создании коалиционного социалистического правительства без вхождения в него двух узурпаторов — Ленина и Троцкого. Ленин с Троцким потеряли власть, еще толком не захватив ее.

29 октября на заседании ВЦИКа представители Викжеля (Всероссийского исполнительного комитета профсоюза железнодорожников), контролировавшего железные дороги и определяющего, смогут или не смогут доехать до Петрограда те или иные вой­ска, потребовали в ультимативной форме прекращения в стране гражданской вой­ны (то есть разговоров о захвате власти) и партийных междоусобиц (иначе говоря, заявлений большевиков о том, что они сформируют однопартийное правительство) и предложили себя в качестве посредника «в переговорах о реконструкции власти и подведении под нее более широкого базиса». Руководство Викжеля считало, что СНК, «как опирающийся только на одну партию, не может встретить признания и опоры во всей стране» и что поэтому необходимо создание нового правительства — однородного социалистического правительства, опирающегося на «революционную демократию» фронта и тыла¹⁰.

Председатель ВЦИКа большевик Лев Каменев дал на такие переговоры согласие, и они начались 29 октября в 7 часов вечера в помещении Викжеля. Переговоры длились несколько дней. Большевики соглашались на участие в правительстве всех социалистических партий — от большевиков до народных социалистов включительно, но все уперлось в категорическое несогласие социалистических партий включать в состав правительства Ленина с Троцким. Переговоры зашли в тупик.

На заседании ЦК, продолжавшемся с вечера 1 ноября до утра 2 ноября, мнения разделились. Ленина и Троцкого поддержали только два члена ЦК партии: Дзержинский и Моисей Урицкий. И это был момент, когда Ленин обратил на них особое внимание и вскоре поставил первого во главе госбезопасности (ВЧК), а второго, после переезда правительства в Москву в марте 1918 года, — во главе Петроградской ЧК. Все остальные члены большевистского ЦК готовы были уступать, считая, что нужно добиваться соглашения с другими социалистическими партиями, даже если для этого потребуется уход из правительства Ленина с Троцким.

Игры в демократию внутри собственного ЦК Ленину быстро надоели, и он в ультимативной форме предложил несогласным «подчиниться партийной дисциплине и проводить ту политику, которая сформулирована в принятой ЦК резолюции» от 2 ноября, где Ленин сумел провести решение о создании большевистского Совнаркома во главе с самим собою¹¹. Сторонника переговоров о многопартийном правительстве Каменева Ленин немедленно сместил с поста председателя ВЦИКа Советов и поставил на его место своего сторонника Якова Свердлова.

Свердлов был в партии не случайным человеком, «продвинутым» Лениным. Свердлов руководил Секретариатом ЦК партии — рабочим органом ЦК, образованным 6 (19) августа 1917 года узким составом ЦК: Ф. Э. Дзержинским, А. А. Иоффе, М. К. Мурановым, Е. Д. Стасовой и Я. М. Свердловым. С августа 1917 года Секретариат руководил всей партийной работой и партийными кадрами. Это был тот орган, который после смерти Свердлова возглавит в качестве генерального секретаря ЦК партии Иосиф Сталин.

Для борьбы с противниками вне партии 7 (20) декабря 1917 года образовали ВЧК, во главе которой встал один из организаторов Секретариата Дзержинский. В результате уже в конце 1917 года Секретариат стал контролировать и ВЦИК (через Свердлова), и госбезопасность (через Дзержинского). Единственным неподконтрольным Секретариату органом оставался ленинский Совнарком. Именно с ним начали смертельную борьбу Дзержинский и Свердлов.

---

9 Межрайонцы — социал-­демократы, которые с 1913 года выступали за примирение и воссоединение в одной партии большевиков, меньшевиков и остальных фракционных групп.

10 Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполн. Комитета Советов рабочих, солдатских, крестьянских и каз. депутатов II созыва. М. 1918. С. 9–10.

11 Ленин В. Сочинения. 4-е изд. Т. 26. С. 248–249.

Глава 2

Брестский мир и левые коммунисты

Коммунистические теоретики предполагали, что революция не обязательно произойдет во всем мире, но победит по крайней мере в группе стран. Последнее было необходимо для того, чтобы создать замкнутую коммунистическую систему, способную противостоять военному натиску капиталистических государств, которые, как предусматривала теория, поставят своей главной задачей подавление коммунистической революции. Кроме оборонительных целей преследовались еще и наступательные. Группа коммунистических стран обладала бы сильной военной базой, необходимой для постепенного захвата все новых и новых территорий. Конечной целью этих захватов было, безусловно, установление коммунистической системы во всем мире. Соответственно, теория мировой революции, впервые выдвинутая Марксом и модернизованная Александром Парвусом, Розой Люксембург и Троцким, была тем инструментом, которым от капиталистического мира одна за другой откалывались бы страны.

Поскольку до 1917 года лидером революционного социалистического движения казалась Германия с ее самой сильной в мире социал-­демократической партией и многочисленным пролетариатом (рабочим классом), мировая революция подразумевала, конечно же, непременную революцию в Германии. Она не обязательно должна была начаться именно там, но победа ее в Германии, по мнению революционеров, была непременным залогом успеха. Иной трактовки мировой революции социал-­демократическая догма тех лет не допускала. А русский революционер Ленин до февраля 1917 года не предполагал себе роли большей, чем руководителя экстремистского крыла в составе русского социал-­демократического движения, безусловно, вторичного и подсобного, если иметь в виду социалистическое и коммунистическое движение в Германии.

Однако после Октября 1917 года этот ­когда-то теоретический вопрос приходилось рассматривать с практической точки зрения: что важнее — сохранить любой ценой советскую власть в России, где революция уже произошла, или же пытаться организовать революцию в Германии, пусть и ценой падения советской власти в России. В 1918 году ответ на этот вопрос был не столь очевиден, как могло бы показаться сегодня.

Общее мнение социалистических лидеров Европы сводилось к тому, что в отсталой России нельзя без помощи европейских социалистических революций ни построить социализм, ни удержать власть на ­сколько-­нибудь продолжительный срок, хотя бы уже потому, что (как считали коммунисты) «капиталистическое окружение» поставит своей непременной целью свержение в России социалистического правительства. Революция в Германии виделась единственной возможностью удержания власти в России советским правительством.

Иначе считал Ленин. В октябре 1917 года, прорвавшись из швейцарского небытия в Россию и стремительно захватив там власть, он показал своим многочисленным противникам, как недооценивали они этого уникального человека — лидера немногочисленной экстремистской секты. Большевизм не только получил власть в России, но и создал плацдарм для наступления мировой революции и организации коммунистического переворота в той самой Германии, от которой, как всеми предполагалось, будет зависеть конечная победа социализма в мире. Германская революция отходила для Ленина на второй план перед уже победившей российской революцией. И даже больше: Ленин не спешил теперь с победой революции в Германии, поскольку в этом случае центр тяжести коммунистического мира переместился бы в индустриальный Запад, а Ленин остался бы главой правительства «отсталой», «неразвитой» и «некультурной» страны, которая, после победы коммунизма в Германии, просто перестала бы всех интересовать.

В свете изменившихся взглядов Ленина на революцию в Германии и необходимо рассматривать историю Брест-­Литовских переговоров декабря 1917 — марта 1918 года, закончившуюся подписанием мира с Германией и другими странами Четверного союза в марте 1918 года. Позиция Ленина на этих переговорах — отстаивание им мира с аннексиями и контрибуциями ради «передышки» в вой­не с Германией — кажется настолько разумной, что только и не перестаешь удивляться авантюризму, наивности и беспечному идеализму всех его противников — от левых коммунистов, возглавляемых Николаем Бухариным и Дзержинским, до Троцкого с его формулой «ни вой­на, ни мир».

Правда, позиция Ленина казалась правильной прежде всего потому, что апеллировала к привычным для большинства людей понятиям: слабая армия не может воевать против сильной; если невозможно сопротивляться, нужно подписывать мир. Но это была логика обывателя, а не революционера. С такой психологией нельзя было захватить власть в октябре 1917 года и удержать ее против блока социалистических партий, как удержали Ленин и Троцкий в ноябрьские дни. С таким подходом к проблеме вой­ны и мира вообще нельзя было быть революционером. За исключением Ленина весь актив большевистской партии был против подписания Брестского мира. И никто не смотрел на состояние дел столь пессимистично, как Ленин.

Брестский мир, несомненно, убивал шансы, сколько бы их ни было, на революцию в Германии, а значит, и на скорую революцию в Европе. По иронии судьбы получалось, что для победы революции в России нужно было принести в жертву возможную победоносную революцию в Германии, а для успеха революции в Германии, может быть, пришлось бы пожертвовать советской властью в России. Именно эту альтернативу заключал в себе для большевистского руководства Брестский мир.

Положение, в котором находились лидер германских коммунистов Карл Либкнехт и глава советского правительства Ленин, не было схожим. Германские коммунисты требовали революции в Германии ради мировой революции. Ленин выступал за сохранение власти любой ценой Совнаркомом, чтобы удержать власть в собственных руках, а со временем господствовать над международным коммунистическим движением. Либкнехт видел залог победы в германской революции. Ленин — в игре на противоречиях между Четверным союзом и Антантой¹². Либкнехт был заинтересован в том, чтобы Германия как можно скорее проиграла вой­ну. Ленин, подписывая сепаратный мир, хотел, чтобы Германия не проигрывала вой­ны как можно дольше. Но заключая Брестский мир и оттягивая германское поражение, Ленин делал именно то, в чем фактически обвинял его Либкнехт: саботировал германскую революцию.

В самой России в вопросе о переговорах с Германией большевистская партия не была едина даже тогда, когда под переговорами подразумевались подписание мира без аннексий и контрибуций, ведение революционной пропаганды и оттяжка времени при одновременной подготовке к революционной вой­не. Сторонники немедленной революционной вой­ны (со временем их стали называть «левыми коммунистами») первоначально доминировали в двух столичных партийных организациях. Из 400 членов большевистской фракции Моссовета только 13 поддерживали предложение Ленина подписать сепаратный мир с Германией. Остальные 387 голосовали за революционную вой­ну. Против германских условий мира высказывалось большинство Петроградского комитета партии. Одновременно против Ленина выступили возглавляемые левыми коммунистами ряд крупнейших партийных комитетов Урала, Украины и Сибири.

Вернувшийся из эмиграции Ленин, и без того не пользовавшийся авторитетом у «подпольщиков» типа Свердлова, Дзержинского, Сталина и Каменева, считавших (может быть, справедливо), что революция была подготовлена ими, а не приехавшими на все готовое эмигрантами (Лениным и Троцким), рисковал из-за мирных переговоров с «кайзеровской Германией» потерять контроль над собственной партией, обретенный в ходе тяжелой битвы по вопросу о формировании «однородного социалистического правительства». Вопрос о мире с Германией трансформировался в вопрос о власти Ленина в партии большевиков. И Ленин развернул отчаянную кампанию против своих оппонентов.

Исходная позиция Ленина была слабой. Большинство партийного актива выступило против германских требований, за разрыв переговоров и за объявление революционной вой­ны «германскому империализму» с целью установления коммунистического режима в Европе. Ленин же пытался убедить своих соратников, что без заключения немедленного мира большевистское правительство падет. Однако на партийном совещании 8 (21) января 1918 года, посвященном проблеме мира с Германией, Ленин потерпел поражение. Его тезисы одобрены не были. Протокольная запись совещания оказалась «не сохранившейся». Сами тезисы, видимо, запретили печатать. При итоговом голосовании за предложение Ленина подписать сепаратный мир голосовало 15 человек, в то время как 32 поддержали левых коммунистов, а 16 — Троцкого, впервые предложившего в тот день не подписывать формального мира и во всеуслышание заявить, что Россия не будет вести вой­ну и демобилизует армию¹³.

Известная как формула «ни вой­на, ни мир» установка Троцкого годы спустя вызвала споры и нарекания. Чаще всего она преподносилась как ­что-то несуразное. Между тем формула Троцкого имела вполне конкретный практический смысл. Троцкий исходил из того, что Германия не в состоянии вести крупные наступательные действия на русском фронте (иначе бы немцы не сели за стол переговоров) и